О том, как мы уходили в монастырь
 |
| Псково-Печерский монастырь |
Вообще-то в монастырь мы, в начале
восьмидесятых годов, в конце концов не уходили, а
сбегали. Думаю, нас считали немножко сумасшедшими. А
иногда и не немножко. За нами приезжали несчастные
родители, неутешные невесты, разгневанные профессора
институтов, в которых мы учились. За одним монахом (а
он сбежал, уже выйдя на пенсию и вырастив до
совершеннолетия последнего из своих детей) приезжали
сыновья и дочери и орали на весь монастырь, что сейчас
же увезут папочку домой. Мы его прятали за огромными
корзинами в старом каретном сарае. Дети уверяли, что их
отец, заслуженный шахтер, выжил из ума. А он просто
тридцать лет день и ночь мечтал, когда наконец-то
сможет начать подвизаться в монастыре. Мы его прекрасно
понимали. Потому что и сами уходили из ставшего для нас
бессмысленным мира – искать вдруг открывшегося
нам Бога.
Это было почти так же, как раньше мальчишки убегали юнгами
на корабли и устремлялись в далекое плавание. Только зов
Бога был несравненно сильнее. Преодолеть его не было
никаких сил, или, точнее, мы безошибочно чувствовали, что
если не откликнемся на него, то безвозвратно потеряем
себя. И даже если получим весь остальной мир со всеми его
радостями и успехами, он нам будет не нужен и не мил.
Всем нам было страшно жаль, в первую очередь, своих
растерянных перед нашей твердостью, ничего не понимающих
родителей. Потом, конечно, друзей и подруг, наших любимых
институтских профессоров, которые, не жалея времени и сил,
приезжали в Печоры «спасать» нас. Нам, и
вправду, так становилось их жаль, что мы жизнь готовы были
бы за них отдать! Но не монастырь.
Для наших близких все это казалось диким и необъяснимым.
Помню, я уже несколько месяцев жил в монастыре, когда сюда
приехал Саша Швецов. Прибыл он в воскресение –
единственный в монастыре свободный день на неделе. После
чудесной воскресной службы и монастырского обеда мы,
молодые послушники, лежали, блаженно растянувшись на
кроватях в нашей большой и солнечной послушнической
келлии. Вдруг дверь широко отворилась, и на пороге
появился высокий паренек, наш ровесник, лет двадцати двух,
в «фирменных», как тогда называли, джинсах и
дорогущей куртке.
– А вообще мне здесь нравится! Я здесь, пожалуй,
останусь! – заявил он нам, даже не поздоровавшись.
«Вот поставят тебя завтра на коровник или
канализацию выгребать, тогда посмотрим, останешься ты или
нет?» – позевывая, подумал я. Наверное,
примерно то же пришло в голову и всем, кто вместе со мной
разглядывал эту столичную штучку, залетевшую в древний
монастырь.
Саша оказался сыном крупного торгпредского работника, жил
с родителями в Пекине, Лондоне и Нью-Йорке и только
недавно вернулся в Россию учиться в институте. Бога он
узнал с полгода назад. Узнал немногое, но, по-видимому,
– самое главное, потому что с того времени стал
мучиться от полной бессмысленности всего вокруг и от
непрекращающейся неприкаянности, пока не набрел на
монастырь. Сразу поняв, что нашел как раз то, что искал,
он даже не стал сообщать о своем новом месте обитания
родителям. Когда мы упрекнули Александра в жестокости, он
сказал, что родители уж точно его не поймут, а батя
по-всякому скоро его отыщет. Так и получилось.
Сашин папа приехал в Печоры на черной «Волге»
и устроил показательный скандал – с милицией, КГБ, с
привлечением школьных друзей и институтских подруг, со
всеми привычными для нас инструментами по вызволению из
монастыря. Продолжалось это все довольно долго, пока папа
с ужасом не убедился, что все напрасно и Сашка не уйдет
никуда.
Казначей, отец Нафанаил, пытаясь хоть как-то утешить
московского гостя, ласково сказал ему:
– Ну вот, отдадите своего сыночка в жертву Богу.
Будет он печерским иеромонахом, еще будете им
гордиться…
Я помню, какой дикий вопль огласил тогда весь монастырь:
– Никогда!!!
Это орал Сашкин папа. Он просто еще не знал, что отец
Нафанаил был прозорливым, а то бы так не нервничал. Саша,
действительно, сейчас иеромонах и единственный из всех
нас, бывших тогда, в день его первого приезда в Печоры, в
солнечной послушнической келлии, кто остался служить в
Псково-Печерском монастыре. А Сашин папа, Александр
Михайлович, через десять лет стал работать со мной в
Москве в Донском монастыре, а потом и в Сретенском,
заведующим книжным складом. На этой церковной должности он
и отошел ко Господу, став самым искренним молитвенником и
искателем Бога.
Архимандрит Тихон (Шевкунов)
Обсудить рассказ
«О том, как мы уходили в монастырь»
на форуме
|
